влиянием, – признал Кленнэм.
– Итак, он вас не разыскивал, можете быть спокойны; однако он все же разыскивает кое-кого. Ему нужен Бландуа.
– С которым я видел вас в Лондоне, на Стрэнде, – вставил Артур.
– Если вам что-нибудь известно о нем, Гарриэт, кроме того, что он приехал из Венеции – это мы все знаем, – расскажите мистеру Кленнэму.
– Больше мне о нем ничего не известно, – сказала девушка.
– Вы удовлетворены? – спросила мисс Уэйд Артура.
Он не видел причины не верить им; если и были у него сомнения прежде, девушка своим естественным тоном развеяла их. Он сказал:
– Придется, видно, искать других следов.
Он еще не собирался уходить, но, когда девушка вошла, он стоял, и она решила, что он уже прощается. Она торопливо глянула на него и спросила:
– Они здоровы, сэр?
– Кто?
Она чуть было не ответила: «Все», но запнулась и, посмотрев на мисс Уэйд, сказала:
– Мистер и миссис Миглз.
– Были здоровы, когда я последний раз имел от них известия. Они за границей. Кстати, ответьте мне на один вопрос. Это правда, что вас видели там?
– Где? Кто меня видел и где? – спросила девушка, нахмурясь и опустив глаза.
– В Туикнеме, у садовой калитки.
– Неправда, – сказала мисс Уэйд. – Она там и близко не была.
– Вы ошибаетесь, – возразила девушка. – Я туда ездила, когда мы прошлый раз были в Лондоне. Ездила, воспользовавшись тем, что вы ушли куда-то. И я подходила к калитке и заглядывала в сад.
– Жалкая девчонка! – произнесла мисс Уэйд с безграничным презрением. – Немногого же стоила вся наша дружба, все наши разговоры и все ваши старые жалобы!
– Что тут дурного, если я на миг заглянула в калитку? – возразила девушка. – Я по окнам видела, что хозяева в отъезде.
– А зачем было вообще ездить туда?
– Затем, что мне хотелось посмотреть на знакомые места. Затем, что мне приятно было снова их увидеть.
Кленнэм глядел на эти два красивых лица и думал о том, как должны мучить друг друга эти две неукротимые натуры.
– О! – сказала мисс Уэйд, овладев собой и холодно отводя взгляд в сторону. – Если вас так тянуло туда, где вы влачили унизительную жизнь, от которой я помогла вам избавиться, когда у вас наконец раскрылись глаза, – тогда другое дело. Но где же ваша искренность и правдивость? Где ваша верность мне? Где преданность нашим общим интересам? Вы недостойны доверия, с которым я отнеслась к вам. Недостойны участия, которое я приняла в вашей судьбе. Возвращайтесь к людям, которые обращались с вами хуже, чем с собачонкой, потому что другого обращения вы не заслуживаете.
– Если вы будете так говорить о них при посторонних, вы сами вынудите меня стать на их сторону, – отвечала девушка.
– Возвращайтесь к ним, – повторила мисс Уэйд. – Возвращайтесь к ним.
– Вы прекрасно знаете, что я к ним не вернусь, – возразила девушка. – Вы прекрасно знаете, что я ушла от них навсегда и теперь уже не могу, не хочу и не намерена возвращаться. Вот и оставьте их в покое.
– Жить у них в сытости и довольстве для вас заманчивее, чем вести скромную жизнь вдвоем со мной, – не унималась мисс Уэйд. – Вы возвышаете их, а мною пренебрегаете. Впрочем, чему удивляться? Этого следовало ожидать.
– Это неправда! – сказала девушка, вся вспыхнув. – Вы говорите не то, что у вас на уме. А что у вас на уме, я знаю. Вы попрекаете меня тем, что я живу на ваш счет, хоть прямо так и не скажете. И оттого, что мне некуда податься, вы считаете, что я должна плясать под вашу дудку и молча проглатывать любую обиду. Вы не лучше их, ничуточки не лучше. Но я не намерена подчиняться вам во всем. Я опять скажу: да, я поехала в Туикнем, потому что мне давно хотелось взглянуть на тот дом. Да, я хочу знать, как они поживают, потому что я их любила когда-то и мне порой казалось, что они добры ко мне.
Кленнэм поспешил сказать, что если она когда-нибудь пожелает вернуться, то наверняка встретит самый ласковый прием.
– Никогда! – страстно воскликнула девушка. – Никогда я не вернусь! И мисс Уэйд это хорошо известно, она только дразнит меня, пользуясь зависимым положением, в которое сама же меня поставила. Да, я знаю, что завишу от нее, как знаю и то, что она всегда рада напомнить мне об этом.
– Хитро придумано! – подхватила мисс Уэйд с прежним гневом и с прежней надменностью. – Но только эта хитрость шита белыми нитками, и я отлично вижу, что под нею кроется. Куда мне с моей бедностью против их богатства! Нет, возвращайтесь, возвращайтесь как можно скорей, и кончим с этим!
Кленнэм смотрел на этих двух женщин, стоявших посреди тесной неуютной комнаты, пестуя свой гнев, терзая себя и друг друга. Он стал прощаться; но мисс Уэйд едва кивнула ему головой, а Гарриэт с наигранным самоуничижением служанки или рабы (в котором, однако, было больше вызова, чем смирения) сделала вид, что никак не решится отнести его приветствие и к своей скромной особе.
Он спустился по темной винтовой лестнице во двор, где все показалось ему еще более унылым, чем прежде, – глухая стена, засохший плющ, заброшенный фонтан, разбитая статуя. Размышляя о том, что он видел и слышал в этом доме, и о неудаче своих попыток напасть на след подозрительной личности, которую он разыскивал, он возвратился в Лондон с тем же пакетботом, что привез его в Кале. Дорогой он развернул листки, полученные от мисс Уэйд, и прочитал в них то, что составляет содержание следующей главы.
Глава XXI
История одного самоистязания
Я имею несчастье быть неглупой. С самых юных лет я всегда видела то, что от меня думали скрыть. Если бы я чаще поддавалась обману и реже проникала в истину, мне бы легко и спокойно жилось на свете, как живется большинству глупцов.
Детство мое прошло в доме у бабушки, верней сказать, у дамы, которая себя называла моей бабушкой. Она не имела права называть себя так, но я в своей детской наивности тогда об этом не догадывалась. У нее жило несколько человек детей, своих и чужих. Все это были девочки; числом десять, считая меня. Мы вместе росли и вместе воспитывались.
Мне было лет двенадцать, когда я стала замечать, что другие девочки относятся ко мне покровительственно. Считалось, что я сирота. Больше среди нас сирот не было, и в поведении своих сверстниц я ясно почувствовала (вот когда мне впервые следовало пожалеть о том, что я неглупа) желание подкупить меня оскорбительной жалостью, смешанной с сознанием собственного превосходства. Я убедилась в этом не сразу, я долго проверяла свое открытие. Оказалось, что мне очень трудно вызвать их на ссору. Если и удавалось поссориться с той или другой, то